В апреле 2013 года по Западному Саянскому хребту к устью одной из мелких горных речек, впадающих в Енисей, медленно спустилась самка снежного барса по кличке SL1. Она прошла по своему привычному маршруту к тропе козерогов. На середине пути SL1 остановилась напротив фотоловушки — одной из 40 скрытых камер, установленных в Саяно-Шушенском заповеднике на юге Красноярского края. Самка тяжело дышала, высунув язык. Ее шею сдавливала петля — оторванная «удавка», или «виселица», самый дешевый и жестокий капкан. В прошлом году на территории заповедника инспекторы сняли 120 тысяч таких петель — чаще всего браконьеры ставят их на кабаргу, но попадаются в них и барсы.
От петли на шее SL1 кровоточили гнойные раны. Самка была беременна. Через несколько месяцев в объективе той же фотоловушки она появилась не одна: за матерью по пятам следовали три котенка. Больная, уже умирающая SL1 все еще выкармливала котят молоком.
Во всей России снежных барсов наберется не больше двух-трех десятков.
Через год мы с инженером заповедника Тамарой Алексеевной Макашовой подплываем на катере к устью той самой горной реки. Быстроходный катер останавливается, мы выпрыгиваем с кормы на скалы и ищем тропу копытных. Вверху по скалистому уступу быстро пробегают три молодых козерога — главная пища снежных барсов. За последние сутки козерогов мы встречаем уже в пятый раз, но о свидании со снежным барсом и мечтать не смеем. Проработав в заповеднике тридцать лет, Тамара Алексеевна ни разу не видела редкую кошку. Шансы случайно заметить барса в здешних горах равны нулю: шушенская группировка считается самой устойчивой в России, но и ее образуют не больше семи-восьми кошек, живущих на территории почти в тысячу квадратных километров. Единственная приносящая потомство самка, та самая SL1, не появлялась в фотоловушках уже год. Ее котята тоже бесследно исчезли: скорее всего, оставшись без матери, они погибли от голода.
Для российских зоологов сегодня на счету каждый снежный барс. Во всей России ирбисов («ирбис» — древнетюркское слово, означает «снежная кошка») наберется не больше двух-трех десятков, а в мире — по разным оценкам, от четырех до шести с половиной тысяч особей. Пожалуй, лишь у специалистов, изучающих барса в горах, есть возможность увидеть животное. Для остальных жителей здешних мест снежный барс остается таким же мифическим существом, как и снежный человек. Единственный среди всех кошек обитатель высокогорий, снежный барс живет там, где сложно пройти человеку. Отчасти из-за этого барс стал священным зверем у народов Центральной Азии, а для ученых — одним из самых интересных и сложных животных для исследования.
«Для монгольских пастухов снежные барсы — это аристократы, голубая кровь, кошки высокогорий — во всех смыслах «высшее общество»», — фотограф Валерий Малеев рассказывает мне про свои поездки в Монголию уже в Москве. Чтобы сделать портрет ирбиса, Валерий ездил в горы Гобийского Алтая больше десяти раз. В прошлом увлеченный охотник, Малеев сменил ружье на фотокамеру и в последние годы снимает диких кошек России. Снежный барс среди них занимает особое место. «Я очень хотел встретиться с ним взглядом, посмотреть в глаза подлинному хозяину гор», — объясняет Малеев свой интерес. Планировать фотоохоту на снежного барса в России безнадежно, поэтому Валерий отправился за мечтой в пограничную Монголию. Там численность зверя значительно выше, чем в нашей стране.
Весь современный ареал вымирающего вида кошачьих Uncia uncia (снежный барс, ирбис, или снежный леопард) ограничен горами Центральной Азии и включает 13 стран. Россия из них — самая северная, а самые южные — Индия и Мьянма. Больше всего снежных барсов — почти половина всей мировой популяции — предположительно обитает в Китае. Повсюду, кроме России, ирбис живет выше двух тысяч метров над уровнем моря. У нас его угодья захватывают и более низкие области — в Саянах барс спускается до пятисот метров и ниже.
Первые записи об «ирбизе, пятнистой кошке с длинным хвостом и пышным мехом», появились в торговых книгах Сибири в XVI веке, но изучить и описать недоступного зверя ученые попытались только три века спустя, и еще долгие годы серьезные научные доклады о снежном барсе сводились к пересказу легенд сибирских народов. «Говорят, будто бы ирбис часто встречается в области реки Уды… якуты до того его боятся, что называют ужаснейшим и, встретив его след, не осмеливаются переступить через него, разве только через лук, положенный на след» — такую запись об ирбисе оставил знаменитый немецко-российский ученый и путешественник Петер Симон Паллас в 1811 году. Прежде чем удалось доказать, что Паллас ошибся и перепутал ирбиса с тигром, прошло полтора века, а неверные данные об ареале животного кочевали по сотням научных статей.
Нелепые ошибки в описаниях снежного барса тиражировались в учебниках вплоть до 1980-х годов. Какие-то «ляпы» можно встретить и сегодня. «Правда ли, что барсы спят в гнездах грифов?», — спрашиваю я научного сотрудника Саяно-Шушенского заповедника Александра Золотых, ссылаясь на одну известную энциклопедию. Сначала Александр долго смеется, а потом отвечает: «Такого не может быть, это устаревшие данные времен Пржевальского». Даже само название «снежный барс» ученые считают парадоксальным, так как ирбис не любит ходить по снегу и избегает его. Кроме того, специалисты не могут найти верное место ирбиса в классификации: из-за плохого развития голосовой складки и неспособности рычать хищника нельзя строго отнести к леопардам, то есть к большим кошкам, поэтому многие зоологи выделяют снежного барса в отдельный промежуточный род между большими и малыми кошками.
За последние 20−30 лет получить достоверные данные о снежном барсе все-таки удалось. Одним из самых важных и интересных результатов стала расшифровка генома хищника, проведенная международной группой ученых в 2012—2013 годах. В ДНК ирбиса специалисты обнаружили уникальную последовательность аминокислот, которая определяет отличную приспособленность к жизни в горах. Позже одну из частей этой последовательности, благодаря которой барс не страдает от гипоксии, нашли и у скальных крыс — африканского вида горных грызунов.
В России сотрудники Саяно-Шушенского заповедника и РАН провели огромную работу. Но из-за малой численности животного многие научные данные об ирбисе в нашей стране до сих противоречивы. Впрочем, главная забота российских ученых — сохранить популяцию. На специальные исследования времени остается мало, и проводить их удобнее в Монголии.
В первую же поездку в Гобийский Алтай Валерию Малееву повезло. Он устроился на ночлег в горах под открытым небом, а проснувшись, увидел перед собой прекрасную самку снежного барса: на отвесной скале она расправлялась с козерогом. Пятна на шкуре кошки выдавали ее солидный возраст. (Рисунок пятен у снежных барсов всегда уникален, но с годами он становится нечетким и расплывчатым на теле, сохраняя четкость на голове и лапах). С этой самкой, которую монгольские проводники прозвали Эме, то есть «бабушка», Валерий провел немало часов.
В том, что Эме спокойно позволила человеку наблюдать за собой и даже засыпала в присутствии Валерия, нет ничего удивительного. «В отличие от тигров у ирбисов нет гена страха человека, — пояснил ведущий научный сотрудник Саяно-Шушенского заповедника Сергей Истомов, написавший одну из лучших в мире книг про снежного барса — «Ирбис Западного Саяна». — Этот ген просто не успел сформироваться у ирбисов, так как, живя в горах, они редко встречают людей».
В течение долгих недель Малеев терпеливо наблюдал за Эме: за тем, как она охотится, как оставляет метки — поскребы, как воспитывает и учит охотиться своих малышей. На узком перешейке между двумя горными хребтами Малеев повстречал еще двух взрослых барсов. Это место фотограф назвал «вокзалом для козерогов». Численность копытных была здесь достаточной, чтобы сразу несколько ирбисов могли рассчитывать на добычу. Чтобы поймать жертву, Эме всегда залегала в засаде выше тропы копытных и за несколько длинных (до пяти метров!) прыжков настигала и убивала добычу. Медленный и грациозный, ирбис никогда не сможет догнать козерога на равнине, и для успешной охоты ему нужно преимущество по высоте. Заметить хищника, притаившегося на скалах, почти невозможно. «Увидеть снежного барса может только счастливый человек», — говорят, как мы помним, местные пастухи, имея в виду вполне конкретное счастье: тот, кто заметит хищника, сможет отогнать его от домашнего скота.
Но сегодня все изменилось. Местные пастухи только рады, когда ирбис уносит овцу из стада: за это местное представительство программы Snow Leopard Trust выплачивает приличную компенсацию. Деньги на выплаты выделяются от продажи в Европе и США мягких игрушек из войлока, которые мастерят жены пастухов. Хотя, как замечают ученые из РАН, в Монголии проблемы с ирбисом все-таки есть.
В ноябре прошлого года к юрте пастуха в монгольском национальном парке «Джаргалант» забрел одинокий котенок снежного барса. Малыш спрыгнул со скалы на крышу юрты, где лежало мясо. Котенка услышали пастухи, поймали, посадили в сумку и увезли обратно в горы. «Они думали, что поступают правильно, но я считаю, что они обрекли животное на верную смерть, — комментирует случай Виктор Лукаревский, старший научный сотрудник Института проблем экологии и эволюции имени А. Н. Северцова РАН. — Если котенок пришел к людям за пищей, это значит, что он лишился матери: самка никогда не оставляет голодными своих детенышей».
Стать сиротами, обреченными на голодную смерть, котята могут, если их мать попадет в капкан, до того как малыши научатся охотиться. Еще в 1970-е годы зоологи выяснили, что ирбисы живут и охотятся небольшими группами, в центре которых — альфа-самка и альфа-самец. Количество самок всегда определяет, насколько устойчива группировка ирбисов. Каждые два года самка приносит двух-четырех котят. Полтора года малыши ходят за матерью буквально по пятам, но настает день, когда их судьбы меняются. Молодые самцы покидают территорию матери, самочки остаются в пределах материнских владений, но занимают территории на окраине. «Это назвается «теорией волн», — рассказывает Сергей Истомов, — площадь, на которой живет одна группа барсов, увеличивается, как будто волнами от центра к периферии, с рождением каждой новой самки».
Именно самки определяют структуру популяции снежного барса. Виктор Лукаревский считает, что узнать перспективы выживания ирбиса в России можно, только определив количество самок, живущих в России. «Кроме того, мы обязаны спасать котят, оставшихся без матери, и использовать их для восстановления нарушенных или утраченных группировок, залатывать разрывы в ареале барса, это единственный способ восстановления ареала ирбисов в России, — говорит Лукаревский. — Необходимо устраивать специализированные центры для котят-сирот, помогать им встать на ноги и постепенно выпускать обратно в природу. Такая программа уже успешно реализуется с амурскими тиграми».
После гибели SL1 единственной самкой, приносящей потомство в шушенской группировке, стала ее дочь. Чтобы узнать, есть ли у группировки хоть какая-то надежда на выживание, ученым осталось дождаться осени или зимы: возможно, у новой хозяйки Западного Саяна уже появились котята, которые пока слишком малы, чтобы ходить за матерью. Но даже если котята есть, популяция ирбисов в России настолько маленькая и хрупкая, что может исчезнуть буквально за пару лет.
Я попросила ученого и фотографа назвать главную отличительную черту ирбиса. «Это консервативная и аккуратная кошка, не любит конфликты и грязь, — сказал Сергей Истомов. — Снежный барс всю жизнь ходит по одним и тем же тропам, аккуратно и быстро убивает свою добычу». «Думаю, в этом животном заключены все лучшие качества дикой природы», — Валерий Малеев, не раз смотревший барсу в глаза, был краток. И наверное, привел достаточно веский аргумент, чтобы сделать все возможное и сохранить ирбиса.
Ареал распространения снежного барса: карта
